Третья часть «Внедромана» описывает, как советская мораль уступает под напором молодости с олигархическим подходом. Социалистические идеалы временно отступают, и начинается спектакль: цирк заменяет алтарь, киностудия становится местом исповеди, а африканское посольство превращается в VIP-ложу для соблазна. Исторические события переходят в формат реалити-шоу, где страсть вознаграждается, а лозунги становятся прелюдиями. Секретарь ЦК Смирнов теперь режиссирует спецэффекты, требуя меньше пафоса и больше откровенности. Камера выступает судьёй эпохи: нелюбовь приводит к исключению. Шереметьево облегчённо вздыхает, Париж наполняет воздух запахом круассанов и свободы от цензуры, а капуста из склада становится фильмом о самособлазнении СССР. Это смешно, стыдно и волнительно — как и положено на премьере, где билеты раздают по партийной линейке и списку грехов.